Фотография

Фотографии с дебаркадером вошли в серию работ, для которой Георги Славов с помощью света наполняет жизнью заброшенные и ставшие ненужными здания и объекты.

«Сплавал и смонтировал внутри несколько мощных светильников — на верхнем незатопленном этаже, к счастью, пара окон оказались открыты. Использовал самодельные радиоуправляемые фонари (каждый может давать до миллиона оттенков). Мне кажется, синий получился самым сочетаемым с ярым салатовым цветом ярославского „Титаника“», — прокомментировал созданное фотохудожник.

• Транспортная прокуратура о затоплении дебаркадера в Ярославле: «Информации о наличии каких-либо объектов на дне Волги, которые могли бы стать причиной затопления, не имеется»

Фотографии Георги Славова

Черно-белые фотографии Мологи, затопленной в сороковые годы XX века при строительстве Рыбинского водохранилища, раскрасят методом цифровой колоризации. Так хотят «вдохнуть жизнь» в старые пожелтевшие снимки утраченного города.

Для начала участники проекта найдут сохранившиеся фотографии Мологи в фондах местных музеев, архивах и частных коллекциях. На первом этапе планируется оцифровать и раскрасить как минимум семь десятков снимков. Для каждого из них постараются создать описание на основе мемуарной литературы, уточнить место съемки.

Итогом проекта станет издание двух наборов открыток с цветными видами Мологи, организация выставок в Рыбинске, Пошехонье и Ярославле, презентация проекта в 2020 году на Дне памяти затопленного города.

Молога, районный центр Ярославской области, была затоплена при строительстве Рыбинского гидроузла в конце 1930-х — начале 1940-х годов. Около 130 тысяч человек были вынуждены покинуть свои дома и найти новое жилье. Область утратила ряд памятников истории и культуры.

Снимок: https://rybmuseum.ru/images/catalog/mologa/index.php

Ведущий библиограф отдела краеведения Некрасовской библиотеки представил проект «Ярославль на советских фотографиях», в базу которого занесено 450 фотографий Ярославля из путеводителей и альбомов, изданных в 1960-1980-е годы.

Библиограф Борис Трацевский сделал базу данных фотографий Ярославля из путеводителей и альбомов 60-80-х годов

Мост через Которосль, 1970-е гг.

Каталог расположен на портале библиотек Ярославской области и будет, по словам автора проекта, пополняться.

Библиограф Борис Трацевский сделал базу данных фотографий Ярославля из путеводителей и альбомов 60-80-х годов

Гостиный двор, 1960-е гг.

Борис Трацевский рассказал, что делал базу данных целый год. Идея появилась в сентябре 2017 года на семинаре Игоря Новикова в Некрасовке. «Не все тогда получилось, но, к счастью, дело удалось довести до конца. Проект успешно презентован на конкурсе „ПРОФИ-2018“», — уточнил библиограф.

Захцер — член Творческого Союза Художников России, победитель и лауреат зарубежных и российских конкурсов, участник художественных выставок. Фотоиллюзии Елены Захцер при помощи технических средств и редких материалов возникают на основе реальных пейзажей, объектов и персонажей. Фотограф продолжает традиции снимка-исследования, позволяя зрителю погрузиться в мир собственных образов и смыслов, предлагая стать соучастником в создании и осознании другой реальности.

На выставке Ярославском художественном представят 29 работ Захцер — соответственно, у публики будет 29 возможностей подумать над эмоциональной составляющей проблем мироздания.

«Я хотела бы поговорить со зрителем об игре с „реальным“ в мире изобразительных искусств, в мире, в котором „реальности“ не может быть по определению, — рассказала Захцер. — Наше восприятие окружающего мира не непосредственно, а зависит от „неосознанных умозаключений“, причем наш мозг, даже вполне здоровый, далеко не всегда рассказывает нам все, что знает. Наше восприятие намного богаче — оно совмещает все эти необработанные сигналы с сокровищами нашего опыта. Поэтому образы представления имеют субъективный характер, они не проецируются вовне. Образ представления — наиболее сложный вид образной памяти, он отражает итоги интеллектуальной переработки впечатлений о предмете. Он размыт и бледен, что свидетельствует о его обобщенности и потенциальном богатстве стоящих за ним связей».

Выставка будет работать до 1 июля.

Читайте также: «Живая музыка и немое кино: на Дне рождения „Нефти“ в Ярославле представят проект INOUT».

Ксения Савина родилась и живет в Москве. Работает в отделе кадров. У нее есть муж, они воспитывают сына Антона, трех котов и собаку. По выходным семья садится в машину и уезжает из города. «Поездки для меня больше, чем хобби. Это удовольствие. Работа, школа, дом, уроки, рутина… Жду выходных, чтобы отправиться в новое путешествие».

«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома

Село Остров

Когда вы начали путешествовать?

В детстве мы с моими бабушкой и дедушкой часто ездили на машине по разным городам. Были во Владимире, Суздале, Твери, Вышнем Волочке, Торжке. Помню, как в Торжке искали с бабушкой могилу Анны Керн, тогда она была совершенно неприметной. Все идет из детства, и моя тяга к путешествиям, наверное, оттуда. Мне всегда нравилась старина.

Как вы выбираете, куда ехать?

Для себя я решила изучить Ярославскую область, черпаю информацию из интернета. Потом поедем в Костромскую и Ивановскую.

Полагаю, вам будет сложно назвать места в Ярославской области, где вы побывали. Расскажите о тех, что запомнились.

На просторах «Инстаграма» случайно увидела фотографию церкви в селе Остров. На фото были скелеты куполов в зимней дымке. И я загорелась! Посмотрела километраж. Оказалось, путь неблизкий. Это сейчас для меня расстояния в 200–300 километров кажутся привычными. Мы с мужем, ребенком и собакой поехали.

Снаружи церковь очень красивая даже сейчас. Потрясло другое. Внутри полная разруха, пол вскрыт, фрески частично сохранились, а частично отбиты, крыша провалилась внутрь. И везде дерьмо, большой слой дерьма на остатках пола и в проемах. То есть, ты идешь по слою дерьма, который с каждым днем растет. Птицы и животные используют историческое наследие как сортир.

Возвращаясь вечером из села, я заметила вдали колокольню, и мы поехали туда. Огромная колокольня стояла в свете заката, вокруг куполов носились птицы, по дороге к ней стояли домики с безумной красоты наличниками — село Никола-Пенье. Наверное, этот образ возникает у меня, когда говорят про Ярославскую область.

Храмовый комплекс в селе Курба, потрясающий храм в селе Фатьяново, Петровское, Полянки, Гвоздево, Осоево, — каждое место оставляет след, воспоминание.

Один из откликов к фото из Ярославской области в вашем профиле: «Такое впечатление, что вся Ярославская область стоит в руинах». Это преувеличенное суждение или близкое к реальности?

Не совсем так. Я фотографирую именно заброшенные места: церкви, покинутые дома. Если бы моей целью были фотографии о том, как хорошо в ярославской глубинке, то, думаю, фото были бы совсем другие. И люди бы, наверное, писали, как прекрасно в Ярославской области все сохранилось.

Я много езжу по Ярославской области и могу сказать, что она не стоит в руинах. Жители следят за домами по мере возможности. Наличники во многих деревнях и селах сохранились и выглядят превосходно. В Ярославской области потрясающие наличники: словно кокошники с рюшечками и россыпью узоров. В том же Острове потрясающие деревенские дома, все аккуратно и чисто.

Другой вопрос — церкви. Церкви погибают. В некоторых селах их восстанавливают, но это единицы и, в основном, ближе к центру. Погибают такие образцы исторического наследия! Это очень тяжело воспринимать.

Почему тяжело?

В Москве чуть ли не в каждом микрорайоне строят церкви, как я их называю, «пластмассовые». Они обшиты сайдингом. И висят таблички: «По просьбе жителей микрорайона».

В Ярославской области церкви сохранились в разной степени. Где-то только фасад, где-то остались части резного иконостаса, где-то фрески. Сельчане стараются хоть что-то сделать. В некоторых церквях при одних оставшихся стенах все убрано, стоят иконки, цветы. В каких-то заколочены окна и дыры, на двери висит огромный замок, чтобы не залезли. Упавшие кресты поднимают и несут внутрь. В одном селе местные собрались и порубили все деревья и кусты вокруг церкви, чтобы спасти ее от разрушения.

«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома

Никола-Пенье

Что у вас в планах на этот год?

Я езжу в Ярославскую область каждые выходные, изучаю по районам. Не скрою, что информацию по церквям черпаю с сайте соборы.ru. Зимой темнеет рано, езжу ближе: Переславский район, Ростовский. Немного изучила Борисоглебский, но еще вернусь. Впереди Ярославский, Гаврилов-Ямский и остальные районы.

Что привлекает вас в маленьких деревнях, заброшенных селах, разрушенных церквях и покосившихся домах?

Я считаю, что они прекрасны. Конечно, можно начать говорить, что это наша история, память, предки… Да, это так, но оно уходит, растворяется во времени и, по большому счету, никому не нужно. Домики, наличники, двери, детали интерьера, которые я нахожу, — шедевры. У меня появлялись мысли приехать, снять двери, где-то сохранить, потому как это уже музейные экспонаты. Но дома невозможно хранить такие вещи. Очень люблю детали: ручки дверей, узоры наличников, гвоздики, трещины в полу.

Что вы видите и чувствуете, когда заходите внутрь заброшенных домов и усадеб?

Впервые я залезла в заброшенный дом, когда в окно увидела печь с изразцами. Скажу честно, меня потряхивало. В таких домах все перевернуто: столы, табуретки, вещи валяются на полу. Все, что было ценного, вынесли. У мародеров работа налажена четко. Стоят кровати, серванты, старая мебель, висят вещи, посуда. Встречаются прялки. В одном доме была полностью разрушенная изразцовая печь. Разбитые изразцы валялись по всему дому. Кто это сделал и что искали — неизвестно. В одном доме провалилась крыша и рухнула часть стены, а внутри, на оставшемся клочке дома, стояли две старенькие железные резные кровати. На стене висели блузки, брюки и плакат фильма «Терминатор».

Как вы рефлексируете тот опыт, который получаете в поездках?

Научилась различать формы наличников, дверей и типы домов.

Ваши подписчики чутко реагируют на фотографии. Восхищаются красотой старинных дверей, ищут подтекст, только чаще сокрушаются: какое великолепие, но в этой стране восстанавливать его никто не будет. Как вы думаете, почему у вашей аудитории есть подспудное понимание того, что памятники нужно сохранять и реставрировать?

Думаю, это негласный девиз нашей жизни: великолепие, которое никому не нужно и никто восстанавливать не будет. Да и то, как у нас стали проводить реставрацию, похоже на разрушение. У любого цивилизованного человека вызывает неприятие то, что история его страны гибнет. Другой вопрос, что говорить можно много и горячо, а что дальше?

«По сути, я снимаю смерть»: зачем москвичка Ксения Савина фотографирует заброшенные церкви и покинутые дома

Вы согласны с тем, что ваши фотографии вызывают характерную «русскую тоску»?

Наверно, это ныне модно: чуть что — русская тоска. Мне кажется, русскую тоску больше передают фотографии людей.

Вы можете сформулировать главную мысль, идею, которую хотите донести через свои снимки?

По сути, я снимаю смерть. Снимаю, потому что хочу сохранить уходящее хотя бы на фото.

Думаете о том, что когда-то дома, усадьбы и храмы с ваших снимков исчезнут?

Думаю, да. Есть ощущение, что историю нашу четко и планомерно стирают. С каждым годом все больше и больше исторических объектов погибает. Усадьбы, церкви разрушаются. От некоторых остались только стены, внутри уже ничего не осталось. Всегда смотрю на табличку, висящую на здании: «Памятник архитектуры, охраняется государством». Звучит как издевательство. Как говорится, каков поп, таков и приход.

Подписчики говорят: «Вы идете по земле и видите утраченное». Как переживаете это?

Поначалу ты удивляешься. Потом злишься. Потом реакция притупляется и думаешь о том, как что-то сберегли. И еще появляется ощущение безысходности.

Как вы считаете, деревня в России умирает?

Я думаю, что русская деревня в своем первозданном виде, та, которую мы привыкли представлять по книгам и сказкам, умирает. Почему так происходит — ответов много. Время идет, меняются люди, быт, появляется что-то новое, современное: обшитые сайдингом дома, пластиковые наличники…

Вы не рассказываете подробности путешествий. Почему?

В «Инстаграме» народ пролистывает фото, особенно не вчитываясь в подпись. Может, когда-нибудь я и правда возьмусь за описание своих путешествий.

Фотографии из личного архива Ксении Савиной. Ксения в «Инстаграме»: @samasyava.