Книга
Молодой писатель Елена Кузьмичева объявила о выходе своего дебютного романа «Позвонки мышей». Что за сюжет кроется за этим названием? Об этом «ЯрКуб» расспросил автора.
Елена пишет с детства. Сначала была проза, позже появилась лирика. «Наладить связь с
Увидеть свет книге помогли рекомендация Ярославского представительства Союза российских писателей и финансовая поддержка СРП. Издательством занимается проект «Русский Гулливер», известный выбором авторов с точки зрения их востребованности в пространстве культуры, интеллектуальной литературы. Для Елены это событие с большой буквы —
По сюжету, после небольшой предыстории персонажи книги начинают учиться на Факультете Жизни — вузе, открытом в рамках государственного эксперимента. Его воспитанникам предлагают во что бы то ни стало найти себя в повседневной действительности или свести счеты с жизнью, чем подтвердить свою несостоятельность. Естественно,
— О чем книга? Думаю, на этот вопрос каждый читатель отвечает самостоятельно, независимо от авторского замысла. Лично для меня этот роман о том, что на земле существует ад, и ад — это не „другие“. К моим персонажам он не приходит извне, как стечение трагических обстоятельств истории или частной жизни. Он разрастается внутри. Для одних душевная боль — реакция на реальность, попытка отказа от нее, для других — способ мироощущения и познания, — рассказывает Елена Кузьмичева.
Руководитель проекта «Русский Гулливер» Вадим Месяц написал для «Позвонков мышей» лестную аннотацию. По его мнению, «способность Кузьмичевой стоять вне мейнстримов и трендов показывает ее абсолютную независимость от господствующих тенденций в культуре; это позиция сильного автора и только она может вести к успеху. Моделирование реальности, работа с расщепленным сознанием героев, сложная интрига создают неожиданный образ поколения двадцатилетних». Поэт и священник Константин Кравцов видит мир, созданный автором, как полный «глубочайшего отчаянья, отчаянья метафизического».
— Из него лишь два пути: или к полному распаду, или к тому, что на языке христианской традиции называется спасением. Стать „как все“ при таком раскладе представляется невозможным: слишком глубок травматический внутренний опыт — опыт прозрения бездны. Герои обречены на фатальное одиночество и растворение в смерти, которая, однако, не совсем смерть. Это не бытие и не небытие, а некое промежуточное состояние, заставляющее вспомнить как об античном Аиде, так и об иудейском Шеоле: не люди, а тени в мире теней, — описывает роман Константин Кравцов.
«ЯрКуб» с согласия автора публикует отрывок из книги «Позвонки мышей».
Не будь на то её воля, я бы не написала ни слова. День за днём сестра внушала мне необходимость начать эту повесть, и в конце концов у неё получилось.
Из соседней комнаты доносится надрывный крик младенца, мало похожий на человеческий. В этом крике нет ничего детского — жалобного, захлёбывающегося, беспомощного. В нём нет вовсе никакого выражения, кроме властного протеста. „Уберите мир с глаз долой! Зачем вы заставили меня существовать?“ — Сестре казалось, что её дочь кричит об этом.
„Навязчивая мысль о смерти лишает людей подлинной сути. Эта мысль заставляет их мертветь ещё при жизни и превращает в жалкие объедки на блюде небытия“, — записала Белла и тут же остановилась. Она думает, я больная, и хочет спасти своими рассуждениями. Она никогда не верила в мою „теорию близнецов“, а между тем мы были похожи как две капли воды, с одной только разницей…
Белла тревожно замерла. В миллиметре от листа бумаги застыл карандаш, как рухнувший обломок скалы, который
— Все выжжены слова клеймом на языках, бежим отсюда прочь, развей во мне свой прах, — подытожила она вслух. Всё остальное осталось непроизнесённым и вскоре стёрлось из памяти. Но я удержала в голове эти несколько слов. Cтихи получаются у неё лучше, чем научные работы.
Крик Ады снова нарушил течение мысли. Белла чертит на бумаге треугольник с истрёпанными краями, с истерзанными углами. Она чувствует невесомость и онемение на кончике языка. Вакуум разума.
За невесомостью скрывается жгучая ненависть к каждой вещи. Потихоньку овладевая сознанием, эта ненависть так и рвётся наружу. Грязный кофейник на туалетном столике, шторы, наполовину слетевшие с крючков, полки, на которых книги соседствуют с косметикой, исцарапанный ножками мебели линолеум, тонкий слой пыли на всех предметах. Немые знаки того, что квартира обитаема, что в ней
— Мама?
Белла швыряет в стену карандаш, но ненависть остаётся внутри — прячется растущей саркомой. Воздух стекольно дребезжит.
— Мама!
— Ну, чего тебе? — Белла обращает к старшей девочке озлобленный взгляд, но тут же спохватывается, впивается ногтями в ладони, сквозь стиснутые зубы выдыхает. Воздух протискивается наружу, изранив дёсны. — Чего тебе, дочка?
— У меня голова болит, — говорит Ева хмуро. Мамина злость её больше не пугает.
— Где болит? — Белла обнимает девочку за плечи. Пальцы плещутся в шёлковых волосах. — Покажи, где именно?
— Болит так, как будто внутри сидит птенец. Он хочет выклевать в голове дыру и улететь. А этот крик
— Не бойся.
— Но мне больно.
— Не бойся! Сейчас найдём
— Не надо, мамочка, не хочу убивать, пусть будет больно, я хочу, чтобы было больно, я люблю птенчиков, особенно того, помнишь, мы с папой нашли воробушка под деревом. Папа залез на ветку и подсадил его в гнездо, и птенчик остался жив, и птицы улыбались…
За окном всё заволокло туманом. Вслед за хрустом ключа в замочной скважине из прихожей доносится запах сырости и осенних листьев. Белла закрывает глаза.
— Как ты? — в комнату льётся голос. Звук обволакивает стены и опрокинутые стулья, впитывается в смятые вещи на кровати.
— Всё так же, — отвечает Белла, пряча тело ещё глубже в халат с протёртыми на локтях рукавами.- Марк, пожалуйста, выйди. Слышишь? Ада кричит. Когда ты привыкнешь уже? Это твой ребёнок. Иди, успокой её…
Марк топчется на пороге комнаты, рассеянно скребёт пальцами щетину на щеке и, цокнув языком, выходит, так и не ответив ни слова. Ему снова неловко переступать порог. Каждый раз он приходит домой с мыслью, что ему здесь не место.
„Ошибка,
Так один за другим проходят наши бесконечные дни. Белла кутается в растянутый халат и терпкое облако табачного дыма, пытаясь закончить свою работу „Фиктивное самоубийство как способ психологической защиты“. Она переписывает её раз за разом, но всё никак не может дотянуть мысль до точки. Ей бы бросить все эти псевдонаучные теории и снова сочинять стихи, но Белла упорно отказывается считать себя поэтом. Часами она расхаживает по комнате в своём давно нестираном халате, под крики Ады, под безмолвные взгляды Евы, то и дело откидывая со лба пряди немытых волос.
Марк работает дворником — убирает наш двор и три соседних. Иногда, стремясь забыться, рисует, нежно водя колонковой кистью по дешёвой бумаге. По вечерам он садится на трёхногий табурет в углу кухни и засыпает, прислонившись к выцветающим на обоях узорам. Одна из ножек табурета предательски подкашивается. Белла спит на кровати, раскинув руки. Рядом то и дело всхлипывает во сне Ева.
Бессонный призрак во плоти, я накрываю их собой, как покрывалом Майи. Я всё время рядом, брожу по дому неприкаянным привидением. Никто не замечает меня, разве что Белла. Она иногда протягивает ко мне руки: „Сестра, вернись“. Но я только молча смотрю в ответ — бледным отражением её собственного лица. Пальцы Беллы текут сквозь меня и обнимают воздух».
«ЯрКуб» продолжает рассказывать о книжных новинках. А шестом выпуске мы воссоздаем картину из нового романа Пауло Коэльо, где бразильский поэт и прозаик вновь исследует женскую душу и славит Любовь.
Строго говоря, автобиографию Маты Хари, урожденной Маргариты Зелле, в книге Коэльо не найти. Писатель перебирает факты из жизни знаменитой танцовщицы, тасует их в канве романа и складывает в пасьянс. А в слове «От автора» советует открыть подлинные материалы, на которых строилось исследование загадочной женщины, оставившей после себя множество фантазий и вопросов. Главный из них — «Была ли Мата Хари шпионкой?». Одну из позиций на сей счет вы узнаете из буктрейлера.
Современный
Искусство и город Игоря Поносова
Игорь Поносов — российский художник, основатель и редактор
Взгляд инсайдера
Игорь, для начала я предлагаю определиться с терминами. Что ты понимаешь под уличным искусством?
Сложно дать точное определение, так как сфера еще не исследована. И сам термин абсурдный, ведь в искусстве не принято делить работы по медиа — искусство на холсте, искусство улиц… В моей книге собраны различные явления
На задней обложке книги написано: «На русском языке это первое печатное издание, претендующее на полный анализ глобального феномена уличного искусства». Почему не было такого исследования?
Немногие люди занимаются исследованием и наблюдением в этой сфере. Я в искусстве с 1999 года, с 2004–2005 начал собирать сведения о ней.
Я инсайдер, и могуболее-менее достоверно говорить об уличном искусстве, подходить к теме критически.
Бывают попытки со стороны, сейчас
Художники не всегда ищут такую поверхность, где просто удобнее работать с точки зрения личной безопасности?
Нет, бывает
Вот смотри: это фото Марты Купер, 1980 год. Художник рисует поезд. Есть еще фото того, как голые художники в метро обливают друг друга краской из огнетушителя, чтобы на вагонах остались силуэты. За это могут посадить, если поймают, вменить
Искусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря Поносова
Часть того самого фото Марты Купер, американского фотографа, фотожурналиста и антрополога
Как художник попадает на улицу?
В мое время шли через
Сверху вниз и наоборот
В книге ты описываешь
Конечно,
О советских мозаиках ты говоришь?
Феномен мозаики описываю достаточно кратко, он ведь достоин отдельных книг. В советское время была серьезная школа, то, что делается сейчас — ширпотреб абсолютный. У меня есть два примера: фасад Моссельпрома и декорации, созданные авангардистами в 1919 году в Витебске.
Искусство и город Игоря Поносова
Дом Моссельпрома со слоганом «Нигде кроме как в Моссельпроме» авторства В. Маяковского
Как ты относишься к ситуации, когда уличное искусство идет не с «низов», а сверху?
Сегодня многое идет сверху, как в советские годы, особенно это видно в Москве. Расписывают фасады, на фоне которых теряется
Мне почти все не нравится. Я не считаю, что центр Москвы требует дополнительных украшений. Может, на окраинах это и нужно, но в таком случае стоит привлекать к обсуждению жителей. А не так, как сейчас: согласовали — сделали — люди остались недовольны. Шлепают «граффити» один за другим, потому что большие деньги и высокий темп. Еще один момент — политические темы в граффити. Появилось много фасадов, посвященных Второй мировой войне, это говорит о милитаристских настроениях в обществе. У меня есть пример из проекта «Спасибо»: на доме нарисовали ракетницу, написали «С — суверенитет». Вот представь: каждый день ты выходишь на улицу и видишь эту хрень. Как относиться — непонятно.
За рубежом были попытки таких исследований, какое проводишь ты?
Да, я перечисляю их в конце книги, но каждая из них меня не устраивала. За 10 лет работы художником, куратором и организатором мероприятий я пропустил через себя огромное количество мнений. У нас было всего 30–40 лекций, разные взгляды я постарался перемолоть, и выдать итог с опорой на них. Мой взгляд родился в результате долгого общения.
Твоя книга тебя устраивает?
Пока да. Но я ее пока не перечитывал (смеется). Надо выждать время, а затем прочитать. Думаю, что будут люди, заинтересованные в переводе ее на английский язык. Правда, сначала надо разобраться с русскоязычным изданием.
От того, что ты выдаешь свой взгляд на уличное искусство, не страдает общая картина? Ведь ты автор, и волен выбирать, о чем писать, а что оставить за бортом.
Полной объективности нет, и это нормально. Я это и ценю. Странно добиваться окончательной правды. Вот есть команда «Зачем!», я знаю, кто у них в составе. Спрашиваю основного участника, он выдает список остальных, но исключает из него Кирилла Кто. У Кирилла спросишь — говорит: «Да, я „Зачем“»!
Я старался не делить художников на хороших и мудаков. Выделял плюсы и минусы даже у тех, чьи работы не близки мне.
Ты упоминаешь о деятелях из регионов?
Да, но только о крупных проектах, которые могут оказывать влияние. Такие я нашел в Нижнем Новгороде и Екатеринбурге. Но, конечно, в большей степени я рассматриваю Москву, ведь в России все замыкается на Москве, многие подпитываются ее идеями. Даже князь Владимир, которого ты показала, типичен для Москвы (речь идет о
То есть, если вдруг мы решил делать
Даже не просто с Москвы, а с Красной площади. Многие художники выбирают ее центром своих работ. Вот тебе пример: в
Коммерциализация «улиц»
В Ярославле недавно открылась выставка уличного художника Сергея Овсейкина «Сны о городе», которую напрямую продвигает сеть отелей. Такие проекты создают ощущение того, что
Мне кажется, что пытаются сделать это немногие. Для меня художник, который подвержен спросу — любому, даже есть то, что он делает, нравится и вызывает спрос, — неинтересен. Он становится элементом системы потребления. Пусть это даже не покупают, а лайкают на «Фейсбуке». Искусство — это постоянное изучение, открытие, эксперимент. И надо понимать, когда тебя эксплуатируют, ведь сотрудничество с брендами часто выливается в эксплуатацию. Правда, некоторым все равно, лишь бы делать
Сам я отказываюсь от подобных коллабораций. Но тут тоже нужно думать: можно держать такую позицию, а можно и в рамках сотрудничества взламывать и переосмыслять реальность. Просто зарабатывать, без взлома, мне кажется бессмысленным.
Знаешь, есть такая коллаборация с виски, когда компания приглашает художников сделать этикетку. По моим неофициальным данным, платят за дизайн один миллион долларов. Даже не знаю, как бы я себя повел, если бы получил подобное предложение. У меня есть друг, американский художник Брэд Дауни, его производитель водки пригласил сделать оформление стойки. Предлагали 40 тысяч евро. Говорит, думал два дня, в итоге отказался. Не хочет связывать свое имя с
А примеры «взлома» у тебя есть?
У Брэда есть один из проектов — партизанская реклама «Лакост». Это было в Берлине, компания наняла уличных художников, чтобы они сделали
В таком случае, в чем будущее
А вот это непонятно.
Уличного искусства как раньше, наивного и честного, уже нет. Разве что единицы, уже не такие сильные, незаметные.
А еще художники уходят в Интернет, социальные сети. Сейчас можно просто сфотографировать свою работы и выложить в Сеть — на улице ее никто не видит. Есть даже такие художники, которые работают с наложением картинок в фотошопе, что выглядит как настоящее. В 2008 году я организовал выставку «Russian Street Art is dead», сегодня тоже можно говорить, что оно умирает. Тот же Бэнкси создает работы для медиа. Они универсальны. В Палестине или Африке он пишет на английском — кто это прочитает? В Интернете же публика интернациональная, поймет.
Кто же тебе нравится?
Их много, о них я пишу в книге. Нравятся социальные работы. Вот пример: итальянский художник Blu, его социальная работа в Польше. Там ситуация такая же, как и у нас — религия часто вмешивается в жизнь людей.
Вот еще одна работа из Берлина. Сейчас она закрашена, потому что там проходит процесс джентрификации. Это когда стоимость на жилье и престиж района повышаются за счет культурных событий, открывающихся бутиков, кафе. Граффити Blu нарисовал в неблагополучном районе, и за счет его известности там начали строить элитное жилье. Художник левый, поэтому он приехал и закрасил свое граффити. Это важный, ответственный шаг. Обычно никто так не делает.
Искусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря ПоносоваИскусство и город Игоря Поносова
Работа художника Blu, о которой рассказывает Игорь
Ты поддерживаешь недолговечность граффити?
Оно должно быть недолговечным, изначально одной из его характеристик была эфемерность. В этом его плюс, в динамичности. Фасады, которые согласованы, по сути своей не являются искусством, для этого есть термин public art.
В Ярославле был прецедент: закрасили граффити одного достаточно популярного художника. Многие сокрушались, обвиняли в этом власть.
Да? Ну, это хорошо, что был отклик. Но сам художник должен понимать, что его нелегальная работа не может быть вечной. В Москве все очень быстро закрашивают — за 1-2 часа, максимум за пару дней.
На встрече, где ты презентовал свою книгу,
Мне это очень нравится. Я не пытаюсь заработать или создать репутацию. Вообще, Кириллу Кто
Когда я собирал деньги на книгу, мне приятно было чувствовать, что она нужна, особенно когда помогали те, кого я критиковал. Даже не знаю, как еще получить такие ощущения.
За помощь в организации интервью «ЯрКуб» благодарит Юлию Кривцову, куратора Регионального Агентства Творческих Инициатив, со-основателя культурного центра «TEXTIL» в Ярославле.
«ЯрКуб» продолжает снимать буктрейлеры для книжных новинок. В пятом выпуске мы рассказываем о романе Дэвида Духовны, название которого не стоит произносить вслух в приличном обществе.
Честно сказать, мы удивились, узнав, что знаменитый актер пишет книги. И это не разовый порыв, ведь «Брыки f*cking Дент» — его второй роман. Духовны выбрал вечную тему отцов и детей, и раскрыл ее очень кинематографично. Опыт как сценариста, видимо, пригодился. Закрывая книгу, думаешь: «Когда экранизация?»
Конечно, главное здесь сюжет и язык, и это вы сами оцените, когда прочитаете роман. Наш совет: выдерните последние листочки с примечаниями, что расположены в конце книги (очень неудобно, лучше держать их перед глазами), и запустите любую пластинку Grateful Dead, чтобы проникнуться духом той эпохи. Все, можно читать.
- «Если мы создадим вокруг школьников благоприятную среду из соцсетей, то дети будут с радостью на это откликаться»: учительница ярославской гимназии об индивидуальном подходе и современном педагоге
- «Выдохните и начните читать в своё удовольствие»: ярославна поделилась секретами победы на чемпионате по чтению вслух
- Книжные иллюстрации, обнажённые модели и путь творца: большое интервью с ярославским художником Игорем Сакуровым
- «Нужно стать настоящим»: создатель ярославского клуба «Десантник» о празднике 23 февраля, армии и патриотическом воспитании
- Объединить усилия и отстаивать интересы крестьянских хозяйств: Александр Чачин рассказал о создании Ассоциации фермеров Ярославской области
- «Взаимопонимание между нами сложилось хорошо»: учитель начальных классов рассказала о начале учебного года и знакомстве с детьми
- «Важно вернуть интерес к жизни на селе»: ярославский фермер рассказал о роли ТОС в развитии сельскохозяйственной отрасли