Сон разума

Повесть «Записки сумасшедшего» была написана почти два века назад, в 1834 году. Всего на нескольких страницах Гоголь показал чиновничий мир, где титулярному советнику Аксентию Ивановичу Поприщину не находится места. «Ну, скажи, пожалуйста, что ты делаешь?» — «Как что? Я ничего не делаю», отвечал я. «Ну, размысли хорошенько! ведь тебе уже за сорок лет — пора бы ума набраться… ведь ты нуль, более ничего. Ведь у тебя нет ни гроша за душою…», — стыдит Поприщина начальник отделения. Тот бы и рад оставить департамент, «если бы не благородство службы». И вообще: «Я дворянин. Что ж, и я могу дослужиться. Мне еще сорок два года — время такое, в которое, по-настоящему, только начинается служба». Но давайте оставим текст оригинала, ведь, если войти во вкус, его можно целиком здесь перепечатать —наслаждайтесь. Лучше посмотреть, как Безруков-Поприщин рефреном твердит: «Мне сорок два года. Я еще могу дослужиться. Я дворянин!». И, конечно, вмиг ставшее крылатым: «Ничего, ничего… молчание».

«Сон разума»: вариации на тему Гоголя

Спектакль, пусть и основан на «Записках сумасшедшего», одним своим названием отсылает зрителя к гравюре Франсиско Гойи «Сон разума рождает чудовищ». На сцене загорается свет, и эти чудовища сплетаются в причудливом танце вокруг спящего на лунном диске Поприщина, а когда тот открывает глаза, постоянно находятся где-то рядом: кружат, искушают, морочат. Шесть чертей, условно назовем их так, во главе с Сатаной символизируют семь смертных грехов, и герой становится в ряд с ними. Неслучайно в итоге Поприщин провозглашает себя королем Испании, «Фердинандом восьмым». Но прежде того идет борьба за душу героя, рассыпающуюся белыми голубиными перьями, и Бог в обличьи золотой рыбки неоднократно появляется в кромешной темноте, оставляя надежду на спасение. Настанет ли оно? Здесь Безруков солидарен с Гоголем: последний монолог звучит словно молитва, но править тройкой быстрых, как вихрь, коней, что понесут Поприщина с этого света, будут отнюдь не ангелы.

«Сон разума»: вариации на тему Гоголя

Насыщенный аллюзиями и реминисценциями оригинальный текст повести Безруков начиняет христианскими символами, отсылками к гоголевским же «Носу», «Шинели», «Мертвым душам», полотну Босха «Семь смертных грехов и Четыре последние вещи», а хрестоматийные цитаты «Удивляет меня чрезвычайно медлительность депутатов!» и «Во Франции большая часть народа признает веру Магомета» звучат по меньшей мере злободневно. Увлекшись таким разбором во время спектакля, рискуешь пропустить половину стремительного действия. Сцена живет по законам сна, где события стремительно сменяют друг друга, предметы летают вместе с героями, все несется вскачь… Танцы, акробатика, спецэффекты, трюки, — одним словом, жанр фантасмагории артисты отрабатывают на славу. Убивает ли шоу глубокий смысл спектакля? Скорее, наоборот: в краткие минуты передышки зритель острее воспринимает слова Поприщина, будь то сетования на отсутствие достатков или низость нравов чиновнической братии.

Одному Безрукову известно, как создать безупречную визуально-звуковую составляющую, а затем безукоризненно вжиться в нее. Режиссеру и актеру в одном лице не откажешь ни в основательной работе с текстом, ни в умении найти баланс между технологичными решениями и приметами XIX века. Лишь одного жаль: спектакль прошел, и вряд ли доберется он вновь до нашей глубинки.

Фотографии из архива пресс-службы