Вертинский

Вертинский. Исповедь Барона

А ведь зачем-нибудь я же родился?

Вертинский. Исповедь Барона

Черная бархатная блуза, бледное лицо под шляпой и оттененные углем глаза, — Игорь Ларин поднимается на сцену, перечеркнутую справа налево афишей «Печальныя песенки Вертинского». Одновременно он становится и Сатином — «Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!», и Бароном — «…Мне кажется, что я всю жизнь только переодевался… А зачем? Не понимаю!». С Бароном, героем пьесы Максима Горького «На дне», Александр Вертинский отождествлял себя всю жизнь. Но его мечте примерить на себя эту роль на театральных подмостках не суждено было сбыться. В 1913 году он провалился на экзамене в МХТ, так как плохо выговаривал буквы «р» и «л». Впоследствии, играя Барона, Василий Качалов вспоминал внешность и жесты Вертинского. Много позже, сидя на концерте Александра Николаевича, Качалов взволнованно произнес: «Такого владения руками я не знаю ни у кого из актеров».

Кончив диалог («А… ведь зачем-нибудь я родился… а?»), Ларин начинает «Исповедь». Барон превращается в бледного Пьеро, и звучит одна из «ариеток» — «Я помню эту ночь. Вы плакали, малютка», и руки рисуют узоры вслед за «Вот Вы ушли и день так пуст и сер.». А далее — воспоминания о Вере Холодной, с которой Вертинский познакомился в 1915 году, вернувшись с фронта. Актрисе были посвящены первые песни — «Ваши пальцы пахнут ладаном» и «Маленький креольчик». Песни сменяют стихи, со сцены льется рассказ об одиноком человеке, беззащитном перед лицом огромного безжалостного мира: «Боженька, ласковый Боженька, Что тебе стоит к весне Глупой и малой Безноженке Ноги приклеить во сне?». Маска уже переходит в полумаску, человек обнажается, костюмированный Пьеро явно умирает, чтобы уступить место автору с нервным, чуть бледным лицом, во фраке, поющему о том немногом святом, что еще осталось.

Слова залетные

Вертинский. Исповедь Барона

Исповедь продолжается. Из-за кулис появляется игрушечный пароход — в 1920 году Вертинский переправился в Константинополь. Позже он скажет, что эмиграция была лишь следствием юношеской беспечности и только. В череде европейских гастролей у артиста появилась жена, которую Ларин показал заводной курочкой, приговаривая: «Ну не плачь, не плачь, моя красавица, Ну не злись, женулечка — жена. В нашей жизни все еще поправится, В нашей жизни столько раз весна!». Выступления в кабаках и ресторанах, съемки в кино и выпуск стихотворных сборников — жизнь весела и свободна. Вот только «Принесла случайная молва Милые, ненужные слова: «Летний сад, Фонтанка и Нева». Вы слова залетные, куда?!" Вертинский, добравшийся до Америки, тосковал по родине. Театральные персонажи, как то «Маленькая балерина», уступали место реальным, например, «Марлен»: «Вас не трудно полюбить, Нужно только храбрым быть, Все сносить, не рваться в бой И не плакать над судьбой».

Из коробки, где была найдена курочка-жена, Ларин-Вертинский достает «Доченек»: «У меня завелись ангелята, Завелись среди белого дня! Все, над чем я смеялся когда-то, Все теперь восхищает меня! Жил я шумно и весело — каюсь, Но жена все к рукам прибрала. Совершенно со мной не считаясь, Мне двух дочек она родила». В 1942 году артист вступил во второй брак, смог вернуться в Россию в разгар войны. Чтобы прокормить семью, приходилось много работать (и здесь вспоминается «В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешёвом электрическом раю Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою»), в то время как власть делала вид, что Вертинского не существует. Газетчики тоже хранили молчание.

Роман с Вертинским

Вертинский. Исповедь Барона

В 1957 году первое интервью у артиста взял Борис Григорьевич Метлицкий, который тогда работал в «Ленинградской правде». На следующий день Вертинский умер в номере гостиницы «Астория». В процессе подготовки моноспектакля Игорь Ларин приходил к Метлицкому.

— У него была огромнейшая коллекция патефонов, граммофонов и старых пластинок. Я слушал эти пластинки. Когда включаешь их, кроме треска и шипения на фоне возникает ощущение присутствия человека. Так интуитивно мое знакомство с Вертинским перешло в роман, и спектакль рождался так же интуитивно, — по окончании спектакля рассказал Игорь Ларин.

Роман с Вертинским вылился в часовое перевоплощение. Смешной реквизит, по окончании спектакля уместившийся в коробку для игрушек, в руках Ларина стал большой частью цельного образа. Кумир первой половины XX века, Вертинский оживает благодаря режиссеру, изучившему образ своего героя до мельчайших деталей. Не менее убедительным оказался и Барон. Зрители, которых поначалу оказалось больше, чем стульев, потребовали повторения «Исповеди». Ну, а что? Вертинского можно слушать сколь угодно долго, пожалуй, одного сеанса не хватит, чтобы отпустить артисту его грехи.

Фото: Елена Яковлева