Режиссер

Александр Хант родился в Ханты-Мансийске, учился на оператора в Петербурге и на режиссера в Москве. Его дебютный полный метр 2017 года «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» получил главный приз конкурса игрового кино на фестивале «Окно в Европу» в Выборге, гран-при кинофестиваля в Карловых Варах в секции «К востоку от запада», «Нику» в номинации «открытие года» и еще несколько призов, номинаций, упоминаний. Теперь Хант готовится снимать «Межсезонье» — приключенческую подростковую драму, в основу идеи которой легла история псковских школьников. Режиссер собирает деньги краудфандингом, проводит кастинги «ВКонтакте» и надеется, что сможет сделать честное и независимое кино.

Александр Хант: топит за краудфандинг, не любит «Фейсбук», умеет рисковать

Александр Хант (слева) в Ярославле

Игра «или-или» простая: режиссер получил список, каждая строчка в котором — две позиции. Нужно было выбрать одну, обе или отказаться от выбора — и объяснить, почему.

Интервью или мастер-класс?

Мастер-класс. Почему? Интервью — ну, что там, меня поспрашивали, я поотвечал. А мастер-класс обязывает прийти с чем-то и быть готовым. Мастер-класс — возможность собственного самообразования. Ты должен узнать свою тему и ее рассказать.

Награды или донаты?

И то, и то. Выбираю оба. Донаты — в смысле, пожертвования? Конечно, я сейчас собираю деньги, уже не знаю, как [собрать], придумываю безумие, чтобы собрать эти деньги и снять кино. Это, конечно, нездоровая вещь. Я чувствую себя порой не режиссером, а шаманом. У нас еще [есть] такая ассоциация просящего человека. И я чувствую, что заигрался с этой историей. Но другого пути не нашел. Считаю, что стоит развивать тему краудфандинга, пока она у нас не очень живая. А благодаря краудфандингу может что-то интересное появиться.

Награды — честно говоря, это точно не то, ради чего стоит делать. В моем случае награды «Чеснока» просто упростили дорогу. Я благодарен этим отметкам, потому что теперь проще иду к своей цели.

Урал или ЦФО?

Урал. Во-первых, я кино буду в Екатеринбурге снимать. Поехал туда, потому что мне эта территория близка. Я сам из сибирского городка. Урал и наши места созвучны. Мне там яснее.

Балабанов или Звягинцев?

Балабанов. Балабанов острее, Балабанов точнее, мне кажется, в своих историях. И мне он ближе. У Звягинцева мне не хватает собственно Звягинцева. Такое ощущение, когда я его смотрю, [что] вижу Звягинцева-режиссера. А хочу видеть Звягинцева-переживающего за что-либо человека. Как будто бы играю с ним в его игру, и мне этого мало.

Риск или анализ?

Безусловно, и то, и другое. Риск сам по себе ничего не имеет, а если ты понимаешь, ради чего ты рискуешь — а это только с помощью анализа возможно, — то и рисковать необходимо. И анализ без риска — достаточно пустая вещь. В какой-то момент понимаешь интуитивно, что надо пойти туда, куда не знаешь, но ты должен быть к этому готов.

«Фейсбук» или «ВКонтакте»?

«ВКонтакте»! «Фейсбук» — отстой. В «Фейсбуке» вообще все сложно. «Мессенджер» — это противная вещь! Ограничения друзей эти... Кто-то пытается добавиться в друзья, и я должен думать, добавить человека или не добавить. И там все как-то неправильно. «ВКонтакте» все просто, все понятно. И там очень удобно. У меня есть группа, посвященная подготовительному периоду фильма [«Межсезонье»]. Я в ней собираю всю нужную информацию: документы, музыку, видео. Есть и группа нашего фильма с кастингом. «Фейсбук» хорош тем, что там сложилось комьюнити, которого нет «ВКонтакте». И порой важные, полезные люди есть только в «Фейсбуке». Но если бы они были «ВКонтакте», я бы вообще удалился из «Фейсбука». Но я и так это сделаю когда-нибудь. Вообще, все эти соцсети — катастрофа. Они сжирают нашу жизнь. Я считаю, что интернетом, несмотря на все прелести, надо пользоваться или ограниченно. Не верю, что интернет — это то, что нас развивает. Это то, что очень лихо расходует наше время без толку.

В «Межсезонье» придется показывать отношение [молодого] поколения к интернету. Стоит вопрос, как показать. Я не вижу в этом принципиальности, но обойти это не могу. Хотя проблемы [моих героев] не связаны с интернетом.

Гоголь или Чехов?

Оба, конечно. Гоголь — это такая мистика нашей реальности. Разумно ли мы живем? Гоголь, мне кажется, очень интересно на этот вопрос отвечает. Что, может быть, весь мир не имеет никакой логики, в нем царят абсолютный хаос, неочевидные безумства. А Чехов — это потрясающая психология, что бесконечное, бездонное поле исследования. Потому оба.

Безруков или Козловский?

Безруков. Вообще, считаю, Безруков — очень интересный актер. Но, как и многие известные наши актеры, он немного испорчен отсутствием хорошей интересной задачи. Безруков мог бы быть очень крутым, если бы у него были подходящие для этого роли и режиссеры. Мне кажется, он сейчас озадачен самоценностью. Смотришь на него и думаешь: он переживает тотальную миссию сохранения русской культуры, что, может быть, и не стоит ему делать. Это мессианство, когда люди начинают чувствовать себя проводниками чего-то. Интересно, когда перед тобой мир всегда загадка. А Безруков, мне кажется, нашел ответ.

Козловский — хороший театральный актер, прямо очень. А в кино я его как-то не принимаю. Неинтересен, я не переживаю за него. А на сцене он потрясающий артист с сильной самоотдачей.

Вино или домино?

Вино. Ну, как-то странно даже — домино. Выбор очевиден.

Реваз Габриадзе родился в Кутаиси в 1936 году. Он и сценарист («Мимино», «Не горюй!», «Кин-дза-дза», всего около 40 картин), и режиссер (основал в Тбилиси Театр марионеток, поставил ряд спектаклей, в том числе за рубежом), и художник, и скульптор (Чижик-пыжик на набережной Фонтанки возле Михайловского замка — его рук дело). А еще Резо — необыкновенный рассказчик. Талант делиться историями из собственной жизни, да так, что неясно, где правда переходит в вымысел, его сын Лео решил отразить в картине «Знаешь, мама, где я был?».

«Резо может начать с неожиданной детали и прийти к драматической истории любви». Лео Габриадзе — о картине «Знаешь, мама, где я был?»

Резо Габриадзе

Лео, почему фильм о детстве отца родился именно сейчас? Что подтолкнуло к тому, чтобы вернуться к идее, возникшей ещё в девяностых?

Отец стареет, годы неумолимо идут вперед, мне хотелось подарить ему этот фильм.

Какая задача стояла перед вами как сыном и режиссером одновременно?

Я вырос на рассказах отца о его детстве, и мне хотелось углубить корни, сохранить его истории и поделиться этим с другими.

Резо сам взялся за сценарий. Это было естественное решение? Мог ли написать сценарий кто-то другой?

Фильм родился из рассказов Резо о своем детстве, поэтому, конечно, никто другой на его месте быть не мог. Я лишь только выбрал истории и монтажно сложил их в одну.

Создавать картину о близких, о семье — каково это в плане личных ощущений и переживаний?

Гораздо более волнительно. В этом фильме Резо впервые рассказывает не о ком-то другом, а о самом себе. И для меня, конечно, делиться историями своей семьи волнительно.

«Резо может начать с неожиданной детали и прийти к драматической истории любви». Лео Габриадзе — о картине «Знаешь, мама, где я был?»

Кадр из фильма «Знаешь, мама, где я был?»

Вы помните, как впервые в жизни услышали и запомнили историю в исполнении Резо?

Как правило, это происходило за столом. Я помню, как меня поразила история о кутаисском авторитете, который влюбился в самую культурную девушку города. Эту историю я включил в фильм, поэтому не буду раскрывать все карты.

Опишите, пожалуйста, как отец рассказывает. О чем вы думаете сейчас, когда слушаете истории отца?

Резо обладает уникальным даром рассказчика, как и многие его рисунки, он может начать с неожиданной детали — носика ботинка или положения руки, — и прийти к драматической истории любви.

Чему зрителя учат рассказы Резо?

Резо дарит другое восприятие мира — рядом с ним кажется, что зла нет, а если и есть, то оно случайно. Он по-прежнему смотрит на мир глазами ребенка, и это восприятие заражает окружающих. Ты как будто переносишься в свое детство, когда все легко, тепло и впереди много всего интересного.

В фильм не вошли истории о юности и зрелости, он о детстве. Чем заканчивается детство героя?

Как я и говорил, Резо сумел сохранить в себе ребенка. Наверное, это и помогает ему в творчестве, поэтому я могу ответить так: детство героя никогда не заканчивается, оно в сердце.

Премьера фильма «Знаешь, мама, где я был?» пройдет в киноклубе «Нефть» 26 апреля в 18:30. Билеты на кресла по 250 рублей, детские билеты по 100 рублей. Бронь и расписание сеансов на сайте киноклуба.

Ну как «пошел» — Евгений постоянно на съемках, и поговорить нам удалось по телефону. Сейчас Григорьев в качестве режиссера снимает альманах «Человек неунывающий» Андрея Кончаловского, параллельно думая над собственными проектами.

«Про рок» — работа, делать которую было непросто. Если описывать фильм в целом, то лента представляется масштабным высказыванием о нынешнем поколении тридцатилетних. А если в подробностях, то было так: режиссер попросил три начинающие группы из Екатеринбурга Cosmic LATTE, Сам Себе Джо и Городок Чекистов вести видеозапись своих попыток прорваться к славе, стадионам и платиновым пластинкам. Пять лет съемок — и получилось кино про жизнь, про любовь, про мечту, про обстоятельства. И про рок, конечно.

Режиссер фильма «Про рок» Евгений Григорьев: «Культура — это не сфера услуг»

Андрей Григорьев на съемках «Про рок»

«Рок» в названии фильма — это, прежде всего, про музыку. На Урале рок по сей день является важной составляющей культурного кода?

Думаю, на Урале достаточно разных кодов. Уральский рок наравне со сказками Бажова занимает свое место в культуре. Хотя есть и уральский рэп. Разумеется, Екатеринбург дал нашей культуре «Наутилус Помпилиус», «Агату Кристи», Чичерину, «Смысловые галлюцинации», «Курару», «Обе две», «АлоэВеру»... Конечно, справедливо говорить о культурном коде. Но «рок» в названии скорее отражает второе значение этого слова — судьбу.

Как развивались ваши отношения с рок-музыкой, что в итоге дошло до фильма?

Я родился на Урале, и в детстве слушал рок. В юности начал дружить [с рок-музыкантами], после университета и ВГИКа стал с ними работать, снимал клипы. Музыканты — мои близкие друзья. Когда у меня в 1996 году была телепередача «Карт-бланш», кстати, в картотеке лежали 62 уральские группы. Потом начал снимать кино... И только друзья могли поддержать такую безумную идею — устроить пробы, выбрать три группы и попытаться снять будни музыкантов. Да и кого снимать в кино, как не друзей?

Перед съемками были конкретные ожидания — к чему в итоге все должно прийти?

Это же эксперимент! Но мы понимали, что должно получиться интересное поколенческое кино. Про поколение людей, которые идут к микрофону и хотят в него что-то сказать. Интересно было, что именно они хотят сказать. Все компоненты были заложены в замысле. На мой взгляд, именно поэты и писатели пытаются вербально формулировать свои ощущения от времени, в котором живут. И в текстах песен все это слышно, и в музыке. Да, хотелось узнать, почем нынче цена творчества.

Вы говорите о поколении тридцатилетних. Чем нынешние миллениалы от него отличаются?

Я не знаю, о чем вы говорите (смеется). Не знаю, мне кажется, что миллениалы должны это сами понять после просмотра. На самом деле, многим отличаются, но все мы в итоге как-то проживем свою жизнь. И каждому из нас надо ее прожить, а уж каким образом — решать отчасти нам же.

Узнавали себя в своих героях?

В каждом из них. Думаю, и зрители себя узнают. Ведь главный трюк кинематографа в том, что зритель должен идентифицировать себя с героем, тогда он начнет ему сопереживать.

Режиссер фильма «Про рок» Евгений Григорьев: «Культура — это не сфера услуг»

Кадр из фильма «Про рок»

Чем отличается путь музыканта от пути любого другого человека?

Картину «Про рок» можно было сделать о любом человеке, который не производит ничего материального. Который создает невидимую смысловую часть жизни, называющуюся культурой. В широком смысле этого слова.

От того, что Никита, Илья или Женя перестанут снимать кино или извлекать звуки из инструментов, никто не умрет. Если вы не напишете статью, ничего по большому счету не изменится. Это не хлеб, не реанимация, не производство. Мы все на птичьих правах в этом мире, с одной стороны. С другой стороны, мы являемся его смысловым содержанием.

Каким вы видите культурное пространство в России сегодня?

Конечно, у нас опасная история, развивающаяся не первый год и не первое десятилетие. Я не думаю, что культура — это сфера услуг. Возможно, продажа билетов в кинотеатре — это сфера услуг, но само производство кинематографа, спектакля, музыки не может быть сферой услуги. Это отдельные отрасли, даже индустрией назвать их сложно.

Все, что происходит вокруг моего мастера Кирилла Серебренникова, что происходит вокруг Алексея Малобродского — вещи довольно пугающие и не укладывающиеся голове. Их держат за решеткой, словно они убийцы, только потому что подозревают в финансовых махинациях Пугает, когда какие-то люди могут сорвать выставку, облить мочой экспонаты... В общем, когда культура становится местом состязания не творческих компетенций, а политических позиций или сведения личных счетов. Это все довольно странно и опасно, ведь творчество — априори территория свободы. Вне свободы творчество может быть только пропагандой, рекламой, публицистикой. Все это имеет место, почему нет? Но оно не дышит на той высоте, на которой дышит произведение искусства. И глупо в произведении искусства искать политическую позицию автора, потому что оно живет по другим законам. Представьте себе, каково — искать политическую позицию Достоевского в «Преступлении и наказании».

Мы совсем разучились воспринимать художественное произведение. Оно может не нравиться, с ним можно не соглашаться, но говорить за автора ты не можешь. Иначе какой смысл?

Надеюсь, что вся эта дикая история с Кириллом [Серебренниковым] и Алексеем Аркадьевичем [Малобродским] закончится, они выйдут на свободу как невиновные люди. Как [историк Юрий] Дмитриев. И я смогу продолжить работать в своем любимом театре «Гоголь-центр».

Мы можем рассуждать о роли государства в развитии культуры, но как насчет запроса снизу? Есть ли он?

Современное российское общество существует во многом не благодаря силовым структурам, о которых нам все объясняют по телевизору, а благодаря горизонтальной системе театров, консерваторий, библиотек, краеведческих музеев. Она создает идентичность страны и нации. Как только эту систему демонтируют — страна смыслово распадется. Нам негде будет проектировать собственное будущее, делиться реакцией на происходящее. Все ключевые вопросы следует обсуждать в названных выше учреждениях. А обсуждение имеет смысл, когда его можно делать свободно, не опасаясь за жизнь и свободу. Все репрессивные процессы деструктивно влияют на страну в целом. Надеюсь, лучшее у нас все-таки не в прошлом, а в будущем.

Страна у нас во многом устроена так, как устроены граждане. Не надо питать иллюзий.

Заключительные показы фильма «Про рок» пройдут в киноклубе «Нефть» в среду 25 апреля, в субботу 28 апреля и в воскресенье 29 апреля. На сеанс 25 апреля приедет продюсер картины Анна Селянина. Билеты от 250 рублей, бронь на сайте киноклуба.

Кирилл Ненашев известен как автор документального фильма «Путин навсегда?» (2015), показ которого в Ярославле летом 2017 года инициировал штаб Навального. Лента представляет события 2011-2012 годов: волну протестов в декабре 2011 года после выборов в Госдуму, выборы Президента в 2012 году, митинг на Болотной. Главные герои стали — антагонисты Всеволод Чернозуб, один из лидеров протестных движений, и Виталий Морозов, сторонник Владимира Путина. Картина «Про героев и людей», по словам Ненашева, должна была стать второй частью «Путин навсегда?», но в процессе съемок стало ясно: фильм будет противоположным по настроению. «В предыдущей работе было движение от надежды к безысходности, здесь, мне кажется, наоборот, — рассуждает режиссер. — Фильм о героях и людях, что отразилось в названии. Для меня это главное открытие: как много среди нас героев! Они повсюду».

Почему в центре внимания оказался ярославский штаб Навального? «В Ярославле очень много героев, сейчас они объединились вокруг штаба. Ярославские ребята разные, но связаны целью сделать Россию лучше и свободнее. Неважно, что случилось очередное переназначение Путина, важно, что они объединились, им хорошо вместе, они умеют побеждать и знают, что победил не старый новый президент, а они». «Про героев и людей» противоположен «Путин навсегда?» не только по духу, но и по построению системы персонажей. Кирилл объясняет: «В новом фильме, по сути, нет антагониста. Есть [координатор штаба Навального] Лена Лекиашвили, главный герой, через весь фильм проходят [заместитель координатора] Саша Смирнов, [активистка] Лада Соколова. Ближе к концу героев становится больше, и кино про них всех. Есть и другие мнения — сквозной линией проходит координатор штаба Ксении Собчак Алина Жестовская, в Ярославль приезжала московский муниципальный депутат Юлия Галямина. Много интервью прохожими на улицах Москвы и Ярославля. Но история строится не на борьбе противоположностей, а на развитии основных персонажей. Сколько бы я ни брал интервью по России — а я делал это много, — не увидел политического взгляда „Я за Путина!“ Да, многие за Путина, большинство, но это не политическая позиция. Это либо телевизор, промывший мозги, либо страх, что без Путина станет хуже, либо приспособленчество. Мы люди, нам свойственно заблуждаться, бояться, стремиться к собственной выгоде, а герои трясут людей за плечи и говорят: „Эй, какой Путин, ты чего?“».

Ярославль стал основным местом действия. Сцены из Ярославля дополняют кадры, снятые в Москве. В режиссерскую версию ленты, возможно, войдут съемки в Ростове Великом. «Почему Ярославль? Можно долго говорить, что Ярославль — это очень политизированный и свободный город. Здесь работал Борис Немцов. Это очень русский город. Все правда. Но мне в голову это пришло только тогда, когда начал снимать. Это было стечение обстоятельств: Лена [Лекиашвили] написала на страничку „Путин навсегда?“, спросила, можно ли показать фильм в Ярославле. Я решил приехать и поснимать. Приехал, вдохновился ребятами». Кириллу Ненашеву важно было показать единство горожан, объединенных штабом Алексея Навального. Герои, отмечает режиссер, «возмужали за время кампании».

«Да, уже думаю о трилогии, как Ларс фон Триер, — смеется режиссер. — Если серьезно, скорее всего, третья часть будет. Путин же еще у власти, но вечно это продолжаться не может. Когда изменения произойдут, я начну снимать».

Премьера картины «Про героев и людей» пройдет на канале «Настоящее время» в понедельник 9 апреля в 22 часа. Эфир будет доступен по ссылке: https://www.currenttime.tv/doc. Повтор можно будет увидеть во вторник 10 апреля в 3 часа, 11 часов и 16 часов по московскому времени.

Читайте также: «Завершилась кампания по сбору денег на съемки фильма „Притяжение Ярославской весны“».

В прокат вышел новый фильм Бориса Хлебникова «Аритмия». «ЯрКуб» встретился с режиссером на предпоказе картины в киноклубе «Нефть». Поговорили о съемочном процессе, Ярославле и проблемах жизни в провинции.

В копилке наград у драмы о разводе двух врачей Гран-при «Кинотавра» и призы за лучшую мужскую роль на сочинском фестивале и фестивале в Карловы Варах (оба получил Александр Яценко). «Аритмию» можно считать родным для Ярославля фильмом. По сюжету герои живут в Ярославле, и город наблюдает за их судьбой.

Сюжеты о жизни врачей сейчас популярны: сериалы о больничных кулуарах и перипетиях в жизни простого доктора не покидают эфира крупных телеканалов. Хотя с трудом вспоминается посвященный этой теме фильм, который вызвал такой резонанс, как «Аритмия». Что нового вы предлагаете зрителю?

Я не ставил перед собой такой задачи — давать что-то новое. Врачебная тема — это фон. В центре сюжета история семейной пары: кризис отношений, состояние развода-неразвода, когда неясно, разведутся они или останутся вместе, любят друг друга или не любят. Фильм задумывался как мелодраматическая комедия выходного дня для канала ТНТ. Мы с Натальей Мещаниновой придумали двух героев. Они вместе снимают маленькую квартиру, вдруг в отношениях что-то пошло не так, но разойтись не могут — денег нет, а квартира оплачена на три месяца вперед. Вот и живут: один на кухне, другая в комнате. А потом мы подумали, что нужно дать им какие-то профессии. И почему-то решили: они будут врачами. Это сильно повлияло на драматургию фильма. Мы стали подробно изучать врачебную тему, внезапно оказались в эпицентре медицинской реформы. Это не только сокращение персонала скорой помощи, но и введение «правила двадцати» (врач скорой помощи должен побывать на двадцати вызовах за день, не тратя на один больше двадцати минут, — прим. ред.) — скорая помощь стала бесплатным такси до больницы. Комедию для ТНТ пришлось похоронить. Получилась история отношений, первого кризиса, где мощный фон — врачебный.

Фильм полностью снят в Ярославле. Раскройте «кухню» ваших съемок. В каком районе города снимали, что за дома, больницы, квартира?

Главный герой — врач скорой помощи, поэтому мы снимали почти по всему городу, в совершенно разных квартирах, с разными людьми, затрагивали разные социальные слои. И главный герой постоянно попадает в какие-то новые ситуации, а это всегда особенные впечатления. Было порядка двадцати квартир для съемок. Но основной район — Брагино, там наши герои снимают жилье. Я ветеран съемок в Брагино, улица Панина — моя любимая (смеется).

В ваших картинах город создает особый дух, атмосферу? Или это только фон для истории?

Нет, в данном случае мы сознательно выбрали Ярославль. Москва нам не подходила, но нужен был большой, живой город. Сами понимаете, ощущения от любого города всегда очень разные: ты приезжаешь в один и видишь, что здесь все спит, ничего не работает, ничего не происходит. Ярославль же на общем фоне российских городов довольно живой и быстрый. К тому же привлекает своим обликом, архитектурой: исторические здания, сталинская застройка, новострой, заводы, большая река, мосты… Это было в сюжете фильма, именно такой город был нужен.

Arterritory.com отозвался о вашем фильмы так: «Он [режиссер] как будто визуально реабилитирует эту знакомую, никуда не девшуюся постсоветскую повседневность: больничные коридоры, обшарпанные кабинеты приемного покоя, дворы типовых типов…». Разве в Москве нельзя найти это постсоветское пространство?

Наш сюжет не мог развиваться в Москве. Как это у нас обычно бывает, реформа проходит отдельно для всей страны и отдельно для Москвы. В Москве всегда дела обстоят лучше, в том числе и с медициной, потому что в столице больше денег, больше оборудования, больше людей и так далее. А для всей страны медицинская реформа прошла драматично, и это отразилось на судьбе героев нашего фильма.

«Ярославль — богатая киноплощадка»: Борис Хлебников о том, почему ярославцы неправильно его поняли

Съемки на Волжской набережной Ярославля

Вы недавно сказали, что для вас все города русской провинции на одно лицо. Почему вы выбираете Ярославль, а не Тверь, например?

Для меня города провинции не на одно лицо. Я говорил о том, что в России самое плохое — это провинция. И я не отказываюсь от этих слов. Но я имел в виду совсем другое: провинция испорчена семьюдесятью годами советской власти. В первую очередь, испорчен архитектурный облик городов, даже таких старинных, как Ярославль. Когда приезжаешь, например, в Новосибирск, Екатеринбург или ещё куда-то, видишь примерно одно и то же, очень типовое, а особенности городов уничтожены. В Ярославле же счастливым образом есть все условия для съемок. Их создал Юрий Ваксман. Ярославль — это богатая киноплощадка.

Ярославцев ваши слова о провинции обидели, причем сильно. Вот цитата: «Борис Хлебников, кто это? Что это? Чего ты тогда ездишь и снимаешь в провинции — мазохист, что ли?». Или: «Размазанная провинция — вот эти слова замечательного (нет) режиссера действительно кое о чем говорят. А говорят они о том, что ни черта эта столичная тусовка не знает о провинции». Для вас важно слышать мнение простого зрителя, вот такого, из провинции?

Конечно важно! Ярославцы неправильно поняли мои слова. Провинция — это действительно самое ужасное, что есть в России, по одной простой причине: есть столица и все остальные города. На развитие Москвы бросают огромные деньги, а вся провинция живет в кардинально других условиях, с несравнимо меньшими бюджетами. Оканчивая школу, каждый молодой человек, если он хочет развиваться, хочет учиться, работать, переезжает в Москву. И так вся страна переезжает в Москву, все самые умные, талантливые ребята стремятся в столицу. Не из-за того, что в провинции плохо или хорошо, а из-за того, что на месте, у них нет условий для развития. По всему миру с этой проблемой провинции борются. Американцы создают в штатах огромные научные центры, заводы, университеты, они разбрасывают их по стране, чтобы подтягивать уровень жизни, обучения, возможностей везде, а не только в Нью-Йорке или Вашингтоне. Немцы борются с этим другим образом: они вывезли свои министерства из Берлина и распределили по всем городам. Мне кажется, что в этом смысле я не говорю ничего обидного для жителей провинции. Лишь хочу, чтобы жизнь в провинции ничем не отличалась от жизни в Москве.

В съемках принимал участие актер Волковского театра Николай Шрайбер. Какие впечатления от работы с ним?

А я с Колей уже не в первый раз работаю. Мы делали сериал «Озабоченные» для ТНТ. Впечатления наилучшие. Считаю, что он невероятно творческий человек, и надеюсь, мы будем дальше работать вместе. Коля очень талантливый и наблюдательный человек. На площадке часто делает то, что кажется парадоксальным, ненужным, а когда потом отсматриваешь снятый материал, понимаешь, что Коля был умнее. Он же посоветовал мне многих ярославских актеров, и каждому нашелся какой-то эпизод в фильме, ведь мы снимали большое количество ситуаций, связанных с работой скорой помощи.

«Ярославль — богатая киноплощадка»: Борис Хлебников о том, почему ярославцы неправильно его поняли

Николай Шрайбер на съемках «Аритмии»

Фильм «Аритмия» мог стать претендентом на «Оскар», но Российский оскаровский комитет выдвинул «Нелюбовь» Звягинцева. Вы согласны с его решением?

Абсолютно. Мне кажется, это была бы невероятная глупость — выдвинуть наш фильм. «Аритмия» очень хорошо принята в России, но малопонятна на Западе. Это наша эмоциональная история, очень частная. А фильм «Нелюбовь» —большое кино, признанное на лучшем фестивале в мире, получившее один из главных призов. Было бы абсолютно неуместно, если бы какой-то другой фильм поехал на «Оскар» вместо фильма Андрея.

Критики проводят параллели между «Нелюбовью» и «Аритмией». Правильно ли это?

Слушайте, это простая нажива — так делать. Мол, у нас более счастливый фильм, у Андрея более драматичный. Критикам же нужно что-то придумывать, вот они и придумывают.

Почему фильм называется «Аритмия»?

К сожалению, название получилось какое-то метафорическое, слишком литературное, оно мне совершенно не нравится. Но лучше мы не придумали. Это было рабочее название, необходимое для каких-то бумаг. Мы с Наташей Мещаниновой договорились потом придумать что-то простое, но так и не успели. Это название мне не нравится именно своей метафоричностью и многозначностью. Хотелось бы как-нибудь попроще.