Людмила Дискова рассуждает о подростковой агрессии — плоде нелюбви, домашнего насилия, социального неравенства и пропаганды ненависти.
Людмила Дискова рассуждает о подростковой агрессии — плоде нелюбви, домашнего насилия, социального неравенства и пропаганды ненависти.
Людмила Дискова рассуждает о подростковой агрессии — плоде нелюбви, домашнего насилия, социального неравенства и пропаганды ненависти.
Насилие рождает агрессию
Тема подростковой жестокости стала вновь актуальной после керченской трагедии. Студент Керченского политехнического колледжа Владислав Росляков взорвал в аудитории самодельную бомбу, а затем расстрелял из помпового ружья своих однокурсников и преподавателей. Погибли 21 человек, 40 получили ранения. Сам Росляков застрелился.
Однозначного ответа на вопрос о том, что заставило молодого человека пойти на этот шаг, нет. Известно лишь, что поступок не был спонтанным. Между тем психологи с конца девяностых говорят о том, что многие российские дети страдают от жестокого обращения и в семье, и в школе. Обратная сторона этого явления — агрессия.
Семь лет назад в Ярославле провели социологический опрос. Горожан спросили: «Является ли насилие в семье реальной проблемой нашего общества?». Тогда 72 процента респондентов ответили положительно. При этом более трети опрошенных признались, что домашнее насилие и в их семьях не редкость. И добавили, что наиболее часто агрессия проявляется по отношению к женщинам — 72,2 процента, детям — 49,3 процента и старикам — 31,5 процента.
Когда социологи поинтересовались, к кому жертвы насилия обращаются за помощью и поддержкой, 63,8 процента опрошенных ответили, что они не знают, кто им может в этом случае помочь. Действительно: ни специальных кризисных центров, ни убежищ для жертв насилия в Ярославле на тот момент не было, хотя около 90 процентов горожан заявили об их необходимости.
Удивительно, за минувшие семь лет в Ярославле открыли центр патриотического воспитания молодежи, продали множество объектов недвижимости, начали высвобождать помещения в детских домах, но о том, что надо оказать реальную помощь жертвам агрессии и насилия, никто не говорит.
Бедность не порок?
Во времена строительства коммунизма, несмотря на миллионы сирот, проблема подростковой жестокости не была такой актуальной, как сейчас. Почему? Психологи объясняют это тем, что в СССР жизненный уровень людей был примерно одинаковым, и высококвалифицированный токарь зарабатывал порой не меньше, чем вузовский профессор, а значит, мог себе позволить и на курорт съездить, и что-то купить.
В начале девяностых ситуация в стране резко изменилась, уровень социального расслоения общества вырос. Появился слой очень обеспеченных людей, которые могут позволить себе все. Их немного, но они на виду. При этом невелика прослойка, которую во многих странах именуют «средним классом» и которая фактически является основой общества, его столпом, опорой государственной власти. В последние годы средний класс вообще стал малозаметным. Финансовые и политические кризисы делают людей беднее.
При этом в России, в отличие от большинства европейских стран, в числе малоимущих оказываются не только безработные, но и специалисты, имеющие высшее образование и работающие по специальности — например, молодые врачи и учителя. Если родители не помогают им финансово, они фактически живут за чертой бедности.
Бедность в большинстве случаев — питательная среда агрессии. Как сегодня рассуждают многие подростки: «Зачем мне учиться или идти работать? Да я хоть сутками буду у станка стоять, на ту же квартиру вряд ли себе заработаю. Куда проще отнять то, что мне понравилось!»
В последние годы в Ярославле уровень востребованности молодых специалистов падает. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть специализированные сайты. Подавляющее большинство объявлений адресовано тем, кто уже имеет опыт работы. А откуда подобный опыт подростка в 14-17 лет? Именно в этом возрасте у ребят появляется желание почувствовать себя самостоятельным, заработать собственные деньги. Известная аксиома: чем выше в обществе уровень безработицы и нищеты, тем выше и градус насилия.
В прошлом году я брала интервью у детского врача-психиатра Михаила Резниченко, мы говорили в том числе о подростковой агрессии. Помню, поинтересовалась тогда, не связаны ли приступы жестокости с физиологическими процессами, перестройкой, которая начинается в молодом организме с началом полового созревания. Доктор подумал и ответил: «Поверьте, с этим можно жить. Да, порой это неудобно и тяжело, но вполне терпимо. Давайте не будем лукавить — на хулиганские действия решаются определенные социальные группы, ведь не кандидаты наук на стадионах безумствуют, не они бьют стекла трамваев».
Начало начал
Большинство психологов и психотерапевтов утверждают, что первые, зачастую неосознанные, приступы агрессии проявляются у ребенка, когда он и говорить толком не умеет. И здесь многое зависит от поведения мамы. Она может купировать приступ, а может начать культивировать агрессию. В последнем случае, когда ребенок подрастет, он начнет искать выход накопившимся чувствам. Кто-то будет мучать животных, кто-то — одноклассников.
Сейчас модно всю вину за асоциальное поведение возлагать еще и на интернет, якобы доступность сайтов формирует в ребенке деструктивные мысли. В то же время представители правоохранительных органов, педагоги в упор не хотят замечать, что пропаганда ненависти культивируется не столько сайтами и группами в соцсетях, сколько государственными ТВ-каналами. Достаточно месяц смотреть телевизор, чтобы убедиться в этом. Мы, сами не отдавая себе отчет, незаметно переодели детей в камуфляж и стали внушать им мысль о необходимости одержать победу над врагом любой ценой, пусть даже ценой гибели миллионов соотечественников. И это, повторю, стало государственной идеологией. Военно-патриотическое воспитание вытеснило понятие нравственности. В школах реже говорят с детьми о милосердии, добре, о сострадании и любви к ближнему.
А еще у нас появилось много нелюбимых детей, потому что родителям некогда общаться с ребенком — они заняты зарабатываем денег. Но кто бы там что ни говорил, именно родительский дом по-прежнему остается началом начал. Если ребенок видит, что папа бьет маму, поднимает руку на детей, если он любит просматривать ролики, от которых кровь в жилах стынет, то, подрастая, сын или дочь тоже становятся жестокими, у них постепенно формируется потребность не только увидеть, но и самим совершить нечто подобное. Так было с керченским стрелком, так случается с сотнями мальчишек и девчонок, перешедших грань допустимого. Другими словами, детская агрессия имеет социальные корни. Если общество движется по пути агрессии даже словесной, то подрастающее поколение будет принимать правила игры, удобные ему в данный момент.