За все приходится платить… Особенно высокую цену диктует «договор», под которым ставят визы творец и его муза. Страсти и страхи, призвание и литературный момент, ставка и условия игры — 29 апреля поэт и лидер панк-группы «Последние Танки В Париже» (П. Т. В. П.) Алексей Никонов представил в ярославском клубе "Китайский лётчик Джао Да" свои лучшие стихи и ответил на вопросы «ЯрКуба».
Ставка больше, чем жизнь
За все приходится платить… Особенно высокую цену диктует «договор», под которым ставят визы творец и его муза. Страсти и страхи, призвание и литературный момент, ставка и условия игры — 29 апреля поэт и лидер панк-группы «Последние Танки В Париже» (П. Т. В. П.) Алексей Никонов представил в ярославском клубе "Китайский лётчик Джао Да" свои лучшие стихи и ответил на вопросы «ЯрКуба».
О призвании поэта и его самоидентификации
— На чем сейчас зиждется призвание поэта? Кто может им себя справедливо называть?
— Все очень просто. Поэт — человек, который поставил себя в тотальную зависимость от языка. Остальное метафизика.
— Что вы вкладываете в понятие тотальной зависимости от языка? Что это значит на вашем примере?
— В 21 год я написал свой первый стих. После этого я жил, писал, лет через 14 после того момента я начал замечать, что творчество нарастает настолько, что вытесняет саму жизнь. Сейчас я нахожусь в ситуации, когда слова, литературный момент заслоняют собой все остальное.
— А это не страшно?
— Очень страшно, страх заключается в том, что ты перестаешь доверять людям. Помимо страха, зависимость порождает текст, ты платишь за него, порой платишь всей своей жизнью.
— Как договор с дьяволом?
— Может быть, но скорее не с дьяволом, а со своей музой. Ты должен быть ей верен и отвечать перед ней.
О признании и литературных сообществах
— Существует общественное признание и признание коллегами по цеху, представителями литературных сообществ? Насколько объективно признание последних?
— К сожалению, вовсе не является объективным, по крайней мере в наше время. Я только «за» существование поэтических групп. Мне кажется, когда формируются подобные группы, возникает сильная атака на сознание обывателей, потенциальных читателей. Все поэтические группы, как правило, претендуют либо на это, либо на новую описательную структуру. Но все существующие ныне литературные группировки не могут предложить новой описательной структуры, так как находятся в замкнутом кругу постмодерна. Если кто-то не согласен с этим, прошу привести примеры.
Никакой идеи вообще в стихах быть не может. Язык в поэзии первичен.
— Литературные сообщества не пускают в свой круг посторонних людей или же делают это неохотно.
— Все закрытые группировки ограничивают вход в свои круги, это нормально.
— Как достучаться до читателя?
— Через книги и интернет. Сейчас, в век новых технологий, все стало проще, любой может представить на суд что угодно, но повторюсь, если человек не находится в зависимости от языка, это не поэт, это не будет интересно. Если человек говорит о каких-то внешних раздражителях, он не поэт. Поэт говорит только о внутренних вещах.
О формах, канонах и кайфе
— Насколько сейчас важны рифма, метр и прочие составляющие стиха?
— При постмодернизме форма меняется постоянно, поэтому вопрос несколько странный. Она важна, но постоянно трансформируется. Если говорить о содержании, то в России всегда есть форма, а ее содержание не всегда является обязательным. Все вокруг козыряют, что все хорошо, а копнешь глубже — «хана». Исключение — стихи классиков, там форма практически всегда соответствует содержанию.
— Что первично — идея или рифма?
— Никакой идеи вообще в стихах быть не может. Язык в поэзии первичен, идея идет лесом. Правильный путь — идти за рифмой и только за ней. Значение, смысл, они никого не волнуют. Я никогда не сажусь писать в погоне за идеей, исключение — литературные заказы, как в моем случае это было с поэмой «Медея».
Поэзия — это когда за стихом, за его рифмой, сюжетом и смыслом существует «НЕЧТО». Если «НЕЧТО» отсутствует, это не поэзия.
— Но бывает же такое, когда замысел не ложится на бумагу, слова не передают ощущений? Что делать в таком случае?
— Да и не надо их передавать тогда. Не ложатся сейчас, лягут потом. Если впечатление яркое, ты от него никуда не скроешься, рано или поздно оно выплеснется. Если же впечатление не яркое, то и оно и не нужно тебе. Говоря языком поэтической кухни, всем обидно, когда что-то не запомнилось так, как этого хочется, но поэзия — жестокая вещь…
— Получается, что поэзия — что-то вроде слов ради самих слов?
— Нет, мы сейчас говорим о форме. Поэзия — это когда за стихом, за его рифмой, сюжетом и смыслом существует еще «НЕЧТО». Если «НЕЧТО» отсутствует, это не поэзия. А вот что такое то самое «НЕЧТО», человеческими словами не объяснить, это иррациональное, именно в этом заключается залог вечности и непреходящего значения поэзии. По Канту это может объясняться как вещь в себе, по Пушкину и моему скромному убеждению «НЕЧТО» объясняется словом муза. Но, так или иначе, это «НЕЧТО», и никто не знает наверняка его значение, в противном случае поэзия была бы никому не интересной.
Один человек точит камень и является столяром, второй при этом скульптор. Тот самый второй — поэт. Жизнь — это наше представление о ней, объективными мы быть не можем, а явления, которые существуют, рождаются в нашем мозгу. Мы не выплываем за пределы собственного сознания. Но когда нас втаскивают в экстремальную ситуацию, мы начинаем трепыхаться. Поэт — тот, кто способен взять волю в кулак и изменить мир.
Написание стихотворения — это приключение, приключение отдельного стиха в твоей голове. Нельзя его делить на процесс и результат.
— Ритм важен?
— Он появляется из этого самого «НЕЧТО», поэт его не закладывает изначально.
— Пишем стих, накладываем слова на бумагу, что важнее — процесс или результат? Кайф где зарыт?
— Кайф должен присутствовать обязательно! Что касается процесса и результата, то в случае с поэзией я бы не стал их разделять. Если произведение того стоит, ты потеешь над ним, и засыпаешь после его написания как после секса. А даже круче, я тебе скажу. Утром приходит отрезвление — ты начинаешь править стих. Ну все, как с женщинами, вечером затащишь ее в постель, думаешь: «Ну какая классная!». Утром просыпаешься и говоришь про себя: «Блин, иди домой, а?». Все то же самое и с написанным стихотворением, один в один. Вы все спрашиваете, как выглядит муза? Уверяю вас, это точно женщина!
Написание стихотворения — это приключение, приключение отдельного стиха в твоей голове. Нельзя его делить на процесс и результат. Когда слова для тебя заслоняют действительность, ты превращаешься в поэта.
О чтении вслух
— Я грешен тем, что подачей материала несколько отвлекаю слушателя от содержания стиха. Берем пример Есенина, по моему убеждению, он читал лучше всех, именно в этом залог его популярности.
В начале «нулевых» у меня была идея, что вся поэзия должна быть устной, но с приходом социальных сетей, я от этой позиции отказался. Сейчас все стали больше читать глазами, нежели слушать. Что касается восприятия стихов слушателями вживую, полагаю, поэту не должно быть до этого большого дела, он в первую очередь обязан работать над текстом, текст первичен.
О судьбе
— Я на жизнь не жалуюсь. Мое любимое изобретение последнего времени — фраза «биография вывезет».
О литературной критике
— Современная литературная критика не выполняет своих задач, она находится в ужасном состоянии. Журналистика исчезла как профессия. По сути, мы живем в тоталитарном обществе.
О проклятии поэта
— В значение крылатого выражения «проклятый поэт» каждый вкладывает что-то свое, в чем, на ваш взгляд, заключается проклятие поэта?
— Поэт ставит себя в тотальную зависимость от языка. Я думаю, проклятый поэт тот, кто помимо этого, занимает агрессивную позицию по отношению к языку, к обществу и к самому себе, ко всему! Проклятие — это конечный нигилизм.
Проклятие — это конечный нигилизм.
— Проклятые поэты зачастую получают широкое признание после смерти?
— Нет разницы, когда ты его получаешь. Думаю, умершему поэту все равно, признан он после смерти или нет. Возьмем пример Шекспира: есть ли разница, кем он был на самом деле? Важны его труды и не более.
О Шарле Бодлере
— Обожаю стих «Альбатрос». Когда я был молодым, он казался мне пошлым и слишком простым. Чем старше становлюсь, тем больше понимаю глубинное значение этого стиха. Перевод французских поэтов не передает всю красоту их стихов. Однажды в Париже мне читали Рембо на французском, это было незабываемо. Одно из лучших воспоминаний моей жизни.
О Джиме Моррисоне
— Я был на могиле Моррисона, весь Пер-Лашез исписан фанатами «The Doors» надписями, там постоянно что-то происходит. Считаю Моррисона поэтом уровня Есенина, только в мировом масштабе, а не российском.
О Марселе Прусте и семитомной эпопее «В поисках утраченного времени»
— Ничего особенного, я пришел к Прусту через Набокова. Очень рад, что на моем пути попалась эпопея «В поисках утраченного времени» — философская и психологическая серия. Я бы советовал знакомиться с ней так: читаешь вторую часть («Любовь Свана») первой книги («По направлению к Свану»), сразу понимаешь — осилишь Пруста или нет. Он достаточно сложный автор, но когда начинаешь его понимать, тебя обухом по голове бьет, осознаешь, что написанное им всегда работает. В этом залог успеха всех французских моралистов, многих немецких и русских философов. Идеи, предлагаемые ими, работают как в метафизике, так и в эмпирике.
Фото: Илья Привезенцев