Михаил макеев

Слышишь имя Некрасова — думаешь: ага, деревня, крестьяне, русские женщины, «Мороз, Красный нос» да «Кому на Руси жить хорошо». А у него-то и бизнес, и деньги, и карты, и содержанки — и много того, о чём не подумаешь, глядя на портрет классика. Профессор филологического факультета МГУ Михаил Макеев рассказал о противоречиях в характере поэта.

— Хорошая квартира, имение в Карабихе за 70 тысяч рублей, содержанка — французская актриса, хоть и не первоклассная, но всё же. Я думаю, что доходы Некрасова были от карт, а не от литературы. Играл он прекрасно, хладнокровно, и только в коммерческие игры: преферанс, твист. Сложные, требующие расчета. Некрасов умел считать и держать себя в руках. Выигрывал огромные деньги. Сам называет сотни тысяч. Известно, что из бюджета страны за графа Адлерберга, тоже страстного игрока, пришлось выплачивать два раза по пять миллионов рублей. Я считаю, что доля Некрасова в этих миллионах значительная.

— Некрасов издавал журнал «Современник». Зачем он ему был нужен?

— Просто втянулся. Трудно что-то бросить, когда занимаешься этим 20 лет. С другой стороны, это его идентификация, репутация. Одно дело, когда ты литератор, а другое — издатель, солидный человек, который имеет своё предприятие. Кто такой Чернышевский? Непонятно, какой-то писака. А Некрасов — предприниматель, собственник. Ну, внешне это выглядело так. Это нам сейчас кажется, что бизнес связан с жадностью. Почему же? Это ещё и хобби. Некрасов мог себе это позволить. Читайте мою книгу в «ЖЗЛ». Я легко доказал, что он не был литературным кулаком. Есть конторская книга «Современника», заведенная по всем правилам. По ней ясно, что у журнала были убытки до 30 тысяч.

— А игра — это страсть?

— Некрасов пытался мистифицировать, что у него была страсть врожденная, мол, от отца. Но я в это не верю. Он сам втянулся, когда познакомился с кругом Белинского. Да и вообще Некрасов был страстным человеком. Он бросился в реку, чтобы произвести впечатление на [жену своего друга Ивана Панаева, которую потом отбил у него,] Авдотью Панаеву. Плавать не умею, но брошусь по одному твоему слову.

— Некрасова считают оппозиционным поэтом. Он бы принял революцию 1917 года?

— Не факт, что Некрасов хотел революции. Он был богатым человеком — хотел ли он всего лишиться? Да и пролетариата Некрасов боялся. Это страшные и опасные люди, у которых ничего нет, кроме рук, у которых нет домов, они шатаются по дорогам, ищут, где себя применить. У них нет ничего, кроме цепей. Нечего терять. Горький за это их любил, а Некрасов нет. Он видел в этом ужасное бедствие. Некрасов оставил нам крестьянскую, деревенскую Россию. Там нет ничего, похожего на Маркса. Некрасовская Россия ушла, её нет. А что его Ленин любил и навязывал — так это из общей революционности. Но у Некрасова нет ничего общего с марксизмом-ленинизмом.

— Что бы принял Некрасов в современной России?

— Некрасов был бы покорен теми возможностями, которые есть сейчас. Идеал жизни Некрасова — энергия, борьба. Он сам бился, бедствовал, добился. Принял бы свободу выбора, предпринимательства. Ему бы понравилось, что все грамотные. Он сам в образование вкладывался, построил школу для крестьянских детей. Понравилось бы, что все имеют доступ к университету, высшему образованию. В его время — это далёкий идеал. А ещё ему бы понравились тиражи книжек, в его время неслыханные.

— Ушла некрасовская Россия. А сам Некрасов ушёл?

— В некотором смысле да. Конкретика уходит, но может остаться нечто большее. Исчезло крестьянство, но не исчезла бедность совсем. Мы идеалы будем долго разделять. С Чеховым, Толстым, Достоевским, да хоть с Жуковским. Кто-то ушел. Тот, кто не смог подняться до человеческих идеалов. Мой любимый пример — Маяковский. Читаешь — какие-то аббревиатуры. Что это, зачем? Все устарело, меня совершенно не интересует. «Прозаседавшиеся» — что он хочет сказать? Давайте не будем заседать? Что мы станем хорошими людьми, если не будем заседать? Когда человек погружен в конкретику и купается в ней, как в море, — это умирает. Хотя у Маяковского есть великолепные стихи. И поражает, как такой поэт мог погрузиться в такую дрянь. Поэт должен быть выше, чем презренная материя. Я считаю, что некрасовская сатира не пережила его. Щедрин существенно лучше. А когда идеал сильно возвышается над тем, что поэт описывает, у него есть шанс. Не только сейчас, но и в любом возможном будущем. Если мы говорим, что бедные — лузеры и сами виноваты, то у Некрасова нет шансов. А если мы готовы сказать проститутке: «В мой дом хозяйкой полною войди» — то да, Некрасов нужен. Жалеть падшего, видеть в нём человека, чувствовать свою вину в том, что он стал таким, — если это востребовано, то Некрасов останется.

Читайте также: «Конспект: как писать биографию Некрасова».

Начало декабря в Ярославле проходит под эгидой «Некрасовских дней», посвященных 195-летию со дня рождения Николая Некрасова. «ЯрКуб» прослушал лекцию Михаила Макеева «Как писать биографию Некрасова?», и предлагает читателям ее конспект.

Михаил Макеев — профессор филологического факультета МГУ, он подготовил биографию Николая Некрасова для публикации в серии «Жизнь замечательных людей». Работа над книгой шла год, и, по признанию Макеева, это было не самое легкое время. Любой биограф сталкивается с множеством проблем, которые приходится решать, и свои специфические тонкости имеются у биографии Некрасова. Профессор выделил для себя шесть таких проблем и подробно их прокомментировал.

Первая проблема самая очевидная — недостаток данных, фактов о ключевых событиях, важных периодах в жизни поэта.

У Некрасова есть несколько таких лет, которые мало документированы. Среди них период журнальной работы, с 1840 по 1842 год. Он был водевилистом, сотрудничал с „Литературной газетой“. Атрибутированных текстов достаточно, хотя много и неатрибутированных, порой трудно определить авторство. Многие тексты из тех, что печатаются как некрасовские, атрибутируются по косвенным данным. Тем не менее в описании жизни появляются пробелы. Чем их заполнять? Понятно, что обычно пишут о прогрессе Некрасова как автора, занимаются анализом его работ. А как раз этот период был очень интересным — вокруг писателя театр, богема, актрисы. То, о чем хочется знать. Я уже не говорю о детстве, где данных в принципе мало.

Другая сторона отсутствия данных — знакомство с тем или иным персонажем. Мы можем вплоть до даты знать, когда Некрасов повидался с Толстым. А когда он познакомился с Ипполитом Панаевым? В принципе с кланом Панаевых? Также мало известно время разрыва с тем или иным персонажем, с тем же Толстым. Приходится писать, что отношения будто сами собой сошли на нет.

Вторая проблема — это мифы и легенды, связанные с Некрасовым. Многие создал сам, рассказывая окружающим невероятные истории о своей жизни. Они были важны для него, пусть и не подкреплялись фактами. Классический случай — мать-полячка. Известно, что это вымысел. Здесь же сведения об отце-крепостнике и его любовницах-крестьянках, рассказ о бедствиях в Петербурге, детали жизни с 1838 по 1840 год, ненависть с детства к крепостному праву, отношения с Панаевой…Проблема в том, что легенда стала ореолом личности Некрасова. Обычный читатель считает ее неотъемлемой частью облика писателя. Какое место в биографии должны занимать выдуманные сведения?

Есть опасность попасть в зависимость от легенды. Когда автор биографии много времени уделяет ее разоблачению, он не может без этого. Опровержение занимает много места, выводит на первый план не писателя, а биографа, который щеголяет своими знаниями. И отказаться от легенды может быть страшно — читатель будет шокирован отсутствием мифов, известных ему ранее. Диалог может не получиться.

Третья проблема — избыток данных. Пусть это парадоксально звучит. Данные могут противоречить друг другу, свидетельства — по-разному расставлять акценты. Но это нормальная рабочая ситуация, в которой следует выбирать более авторитетные источники.

Плохо, когда данных много, но они пустоватые. Были в жизни Некрасова узловые, переломные моменты, когда не приходится выбирать — писать или нет. А были периоды, когда событий немного. Например, 1870-е годы. Да, договорился с Краевским издавать журнал. Да, появилась Зиночка, были поездки за границу. Тут же карты, веселая компания Салтыкова-Щедрина и Гаевского, Ефремова и Лазаревского. Вот такой период затишья, о котором ужасно много данных. Лазаревский сохранил страшно много записок. Что в них? Приглашения на обед. Все эти письма как будто не позволяют преодолеть ощущение того, что ничего не происходить. Зиночкой же не заполнить 10 лет жизни. Женщина, конечно, была симпатичная, но это банальность. В общем-то, это проблема любого биографа Некрасова. В ЖЗЛ есть две биографии, и эти последние годы в толще книги занимают лишь несколько страниц. Что делать? Можно описывать „Кому на Руси жить хорошо“. Можно попытаться что-то извлечь из его отношений с друзьями, описать историю рутинной жизни. Субъективно ведь это тоже важно, только необходимо извлечь из документов ценные данные.

Четвертая проблема — обязательная информация. Есть такие сведения, которые сразу приходят в голову, и если их нет в биографии, читатель очень удивится. В их числе встреча с Белинским, выход сборника „Мечты и звуки“, начало издания „Современника“, „муравьевская ода“. Без них не обойтись, как ни старайся быть оригинальным. А есть такие факты-прилипалы, которые связаны с Некрасовым, но их ценность и смысл неочевидны. Описывать ли похороны Некрасова? Та же речь Достоевского на похоронах: если задуматься, зачем она нужна? Ну да, у Достоевского был свой взгляд на писателя, но ведь тот умер и не слышал речь. Выбросить это ужасно сложно. Но лучше говорить о последних мгновениях жизни, о завещании.

Пятая проблема — компрометирующая информация. Те истории и обстоятельства, в которых герой предстает в сомнительном, крайне несимпатичном свете. У Некрасова это история с „Современником“, скандал с Белинским, огаревские деньги, муравьевская ода. Что делать? Все три факта должны присутствовать в биографии, но они носят разный статус. Установленными фактами являются только два случая — история с „Современником“ и муравьевская ода. Но спор об огаревских деньгах и история похищения имения у Марии Огаревой — другой случай. Нет подлинных свидетельств о том, что Некрасов в этом участвовал, пусть и существуют косвенные.

Первые два случая стоит изложить максимально объективно, с максимальным желанием понять мотивы героя, обстоятельства истории. В случае огаревского дела можно изложить информацию в ключе „что нам известно на сегодняшний день“, не вынося резолюции, настаивая на отсутствии доказательств. В конечном счете, мы все хотим знать о Некрасове, но нас интересуют факты.

Последняя, шестая проблема — масштабная, заключается в связи личности биографии и творчества. Есть опасность слишком увлечься биографическими подробностями, забыв, что Некрасов — великий поэт. Как человек он интересен, но совсем не похож на свои стихи. Сложно создавать историю, в которой Некрасов одновременно и поэт, и человек.

В данном случае стоит прослеживать связи между событиями. Произнес „муравьевскую оду“ — затем написал покаянные стихи. Во время болезни он выплескивал свои эмоции в поэзию. Хотя порой открываешь сборник, сопоставляешь стихотворение из него с жизнью, — а в последней ничего подобного не происходило. Возьмем стихотворение „В дороге“: что в 1845 году натолкнуло поэта на такой сюжет? Конечно, можно поискать в газетах, но тогда получится картина, недостойная великого поэта.

Сопоставление содержания лирики и жизненных событий — это ненадежная часть биографии. В этот момент приходится искать эмоциональные связи, опираться на собственное прочтение. Историк в данном случае должен уступить место литературоведу, который верит собственному исследованию».

Лекция Михаила Макеева была впервые прочитана в Ярославле 5 декабря в библиотеке им. Некрасова.